“If you close your eyes you see darkness. But if you keep them closed for long enough… you’ll see light.” — Effy Stonem
1. имя
Anna Agata Farley - Анна Агата Фарлей
Анечка, Аня, Неточка, Нюта
2. возраст
19 лет, 12, 07, 1959
3. место работы
Больница святого Мунго, 3 этаж, отделение волшебных вирусов
4. принадлежность
Орден Феникса
5. факты о персонаже
- Анечка родилась в Глазго, Шотландия, в семье полукровных волшебников Агаты и Петра Фарлей. Родители Анечки оба колдомедики. Отец работает на 5 этаже, отдел Недуги от заклятий, а мама на 2 этаже. Ранения от живых существ
- Анечка училась в Хогвартсе на отлично, окончила факультет Райвенкло
- С детства Анечка знала, чему посвятит себя. Она будет лечить людей.
- Так и вышло. Спасибо маме и папе, ее даже приняли команду, ее любят, она лечит
- Анечка боится собак. В детстве, когда она приехала на каникулы домой ее покусала большая собака.
- Аня хочет знать много языков, но знает только два - Английский и французский
- Аня играет на скрипке, когда ей очень плохо.
- Аня боится Людо Бегмена, аня не хочет зависить.
- Аня много плачет ночью в подушку.
- Ей всегда невероятно жаль каждого пациента, от чего у Ани плохо с нервами.
- Аня не ест бананы, после того как отравилась ими в Хогварсе на 5м курсе
- Аня боится Северуса Снейпа, он вводит ее в ступор своей мрачностью. Они как инь и янь
- Аня боится самолетов. Она не знает как они действуют и как держатся в воздухе.
- Анечка пьет вино когда ей плохо.
- А еще она никогда не красится и даже реснички не подкручивает.
- И спит с плюшевым мишкой.
- А в ванной у ани есть желтая уточка, они вместе купаются.
- А еще Анечка очень любит цветочные шторы.
6. характер
Аня пьет ряженку, кутаясь в теплый плед и всматриваясь своими огромными глазищами в небо, ловя цепким взглядом появляющиеся то тут, то там звездочки. Они блестят, оповещая ее о своем приходе, по своему нежно здороваются со своей неизменной зрительницей, у которой над верхней губой на светлом пушке белеет след от молока.
Аня плачет над грустными фильмами и в эти моменты чувствует себя полностью магглой. Как будто бы и нет на прикроватной тумбочке теплой палочки, как будто бы не было никогда семи лет в замке и всю жизнь провела она с родителями на Ла – Манше, по вечерам смотря грустные фильмы и захлебываясь слезами от обиды за героев и героинь.
Аня каждый вечер нежно и бережно проводит тонкими пальчиками по корешкам старых и не очень книг, выбирая себе новую историю на ночь, которая поглотит ее сполна, заставляя погружаться в историю и ощущения героев. Эта книжка всегда особенная, персонажи в ней новы и неизведанны. Аня погружается в их ощущения, отдается им полностью и без остатка, как отдается своим пациентам в Мунго, когда те нуждаются в спасении, требуют своим безмолвным взглядом ее поддержки и участия в своих страданиях, в своей немой боли. Она в эти моменты как священник, бесполое существо, несущее успокоение и отпускающее все грехи, не теряя надежду дать облегчение, спасти.
Аня умеет дышать полной грудью.
Попросить Аню о помощи, и она прибежит спасать в ночь, в белых домашних тапочках и огромной безразмерной футболке Людо. Она всего спит в его футболке, эта футболка пахнет Людо, его забавными спектаклями для заплаканной порой Ани, у которой депрессия, у которой щемит в сердечке.
Скажи Ане – место и она просто уйдет, гордо вздернув носик к небу, не проронив ни слова. Убежит, как строптивый грозный зверь, которому нет дела до указа, который сам себе хозяин и господин. У Ани нет хозяина, она сама себе верна и больше никому. Аня строптивая, Аня с характером, Аня укусит, если ее ущемить, защемить, душить своими грубыми интонациями.
Аня вся пропиталась независимостью, Аня невесомая. Девочка – пыльца, как будто бы только –только слетела с крылышек родившейся из кокона волшебной бабочки. Аня иллюзорная маленькая женщина, которая такая маленькая внешне, со своими забавными косичками и россыпью веснушек на бледном курносом носике, но Аня на самом деле мудрая, она знает жизнь, чувствует ее своими волосками на коже, стающими на дыбы от дуновений ветерка, нежно ласкающего.
У Ани все под контролем.
Всегда.
Везде.
Аня чувствует людей, она безошибочно видит их эмоции. Аня умеет сопереживать, такая нежная иногда, такая легкая на подъем, она может сидеть и слушать, кивать, вставлять какие-то фразы, задавать вопросы и снова слушать, погружаться в проблему человека, пропускать ее сквозь свою маленькую грудь.
Бедная, маленькая Анечка. Независимая, ранимая Анечка, нежная, хрупкая, только подуй на нее и разлетится по ветру блестящей пыльцой. И никогда больше не вернется, не погладит своими маленькими пальчиками по шершавой щеке, не прошепчет тихо – людо, я хочу ириску.
Аня боится довериться. Аня знает, что будет больно, что потом снова по маленьким осколкам придется собирать сердечко, пока хрустальные, поблескивающие на свету слезки будут катиться по щекам и звонко капать на старый деревянный паркетный пол маленькой комнатушке в такой же маленькой квартирке. Анечка боится одиночества и поэтому закрывается в себе, не рассказывает себя, не показывает себя.
Аня умеет быть жесткой, просто не хочет, ей больно делать людям боль, ей страшно смотреть на людей своими огромными глазищами пусто и без эмоций, она ведь сама эмоция, коробка с эмоциями, а на дне надежда.
Аня спит с плюшевым мишкой и зовет его Людо.
Аня спит с Людо и зовет его плюшевым мишкой.
Мишка вечен, Людо нет.
Мишка глотает ее слезки, мишка любит ее.
Людо нет.
Вон из прокуренных узких квартир,
Нацарапав на двери последнее имя
Аня каждый вечер проводит ритуал. Стоит перед окном, выходящим на кирпичную грязную стену, разрисованную магическим несмываемым баллоном с краской, и медленно, эротично стягивает с себя вещи. Сначала медленно пальчики пробегают по пуговичкам блузки, расстегивая, играясь. Первая, которая под шею расстегивается быстро, она не интересная. И последняя тоже. Сладкий момент в середине, когда никто ее не видит, но она представляет сидящего на кресле Людо. Если бы Анечка узнала, что кто-то видит ее маленький спектакль, она бы не пережила этого позора, потому что она примерная девочка, потому что это не правильно. Но она только медленно стягивает с плечиков хлопчатую ткань, касаясь подушечками пальцев бархатной белой кожи, и задевает всегда левую бретельку белья, игриво, нежно. Ах, Анечка, маленькая развратница.
Аня знает момент, когда нужно просто уйти.
Аня умеет промолчать, когда нужно.
Аня не скажет лишнего.
Аня улыбнется, если ситуация требует. Аня нежно поласкает лицо глазами и звонко засмеется, и ей нельзя не улыбнуться в ответ.
Аня умеет думать. Любит думать.
Анечка всегда знает что нужно делать, она никогда не упадет в грязь лицом.
Аня каждый вечер решает головоломки, Аня умеет выходить из тупиков, только надо немножко подумать.
Аня боится темноты и свечей, Аня никогда на ночь не смотрит в зеркало, не спит спиной к комнате, не просыпается с кем-то в одной постели.
У Ани аллергия на запах ментола, ей нельзя много лимонов, а она так их любит, лимоны.
Острой болью. В бемоли аккорда.
Любила.
7. способности
У Анны талант к колдомедицине. Она чувствует своих пациентов, отлично владеет лекарскими заклинаниями и практикуется в варке зелий.
Анна умеет играть на скрипке, это помогает снять напряжение
Анна знает французский язык и мечтает спеть на Эйфелевой башне
8. ориентация
а пускай будет би. не порочное би, скорее любопытное, Ане интересно все
9. место проживания
Косой переулок, дом 5/2, 2 этаж
а еще Аня снимает подвал в этом доме, там у нее лаборатория. маленькая, невзрачная, с парой небольших стелажей и двумя столами.
10. артефакты
ВП: вяз, 9 дюймов, волос из хвоста единорога
море склянок, два котла, набор ножей для резки ингрединентов
11. пробный пост
Какой-то переполох происходит в мире, но цепляет только ее маленькие плечи. Вроде бы серая туча пыли, нагруженная проблемами и болью, идет на весь замок, оседает на черепице, залетает с ветром в распахнутые окна и проникает со сквозняками через щели, но касается только некоторых, как-то не ясно выбранных из целой толпы одинаковых людей, в одинаковых мантиях, с одинаковыми лицами. Но что-то в них разное, раз проблема не берет тех живчиков, которые живут днем, под названием сегодня и цепляет тех, кто живет теми днями, что зовутся завтра и вчера. Элоиза живет вчера, льет глупые слезы, которые не спасут, не отрезвят, но будут разъедать и разъедать щеки и сердце. Она не думает о сегодня, ее не тянет на сплетни, пропали вечерние разговоры о требовательности МакГонагалл, пропал запал при обсуждении Эванс и Поттера, при виде которых так и подмывает выблевать в первых попавшийся куст, так приторно – сладко и фальшиво они выглядят рядом друг с другом.
Попытка бегством не удалась. Даже пыльные серые доски, потускневшие от недостатка солнечной ласки, не скрыли ее от назойливых посетителей, так и жаждущих ворваться в личное пространство, грубо нарушающие ее личную истерику, которая не должна была выйти за пределы стен, пола, потолка. Как сложно иногда находиться в одних стенах с таким несметным количеством людей, когда даже мысли почти осязаемы, душа вывернута на изнанку как карманы пойманного на месте преступления воришки. Ей хочется всего лишь немного побыть наедине с собой, поплакать, подумать о тяжкости жизни, пожалеть саму себя в конце концов, обвинив в своих проблемах всех вокруг, но не свое лично я, нет, никогда. А тут эта бледная, всегда не в себе Адельхейд, заставляющая одновременно сердце плакать, смеяться и люто ненавидеть. За что? За что в Элоиз просыпается дикая ненависть, как только это неземное, невесомое и легкое как пушинка создание появляется в поле зрения? Всем хочется любить эту маленькую девочку, замкнутую в взрослом теле, всем хочется любить ее, холить и лелеять, а Герман жаждет издевательств, крови, чудовищные картины одна за одной мелькают в воспаленном и ослепленном злостью уме. Она всегда не в нужную минуту, всегда лишняя, как будто бы специально подбирает момент, чтобы подобраться и испоганить и без нее ужасный момент, когда вроде бы уже все эмоции были выплеснуты наружу с первыми слезами, брызнувшими из слез нескончаемым потоком, который не остановить как речку, вышедшую из берегов.
Они не ладили с первого дня знакомства. Точнее Герман с ней не ладит, так уж повелось, а наивная девчонка только улыбается чему-то известному и видимому только ей одной, чем доводит слизеринку до изводящего ощущения дико рвущейся наружу ненависти. Они такие разные. Огонь и вода, по разные стороны мира, одна приземленная, дочь земли и порока, ей бы игра и страсти, ничего возвышенного и вторая, такая невесомая, как пыльца с крыльев бабочки, переливается всеми цветами, доступными невооруженному человеческому взгляду, ей бы мечты да сказки, никакой приземленности, одна лишь отчужденность и эфемерные сказочные мысли, витающие в светлой головке. И все равно при виде сказочного создания, Герман как одержимая начинает метаться если не внешне, то глубоко внутри, боится показать себя, свои чувства, но мечется как прокаженная перед иконой Христа, нет смысла и возможности бежать, но разрывает на части. И тогда-то на арену их маленького театра выходят потаенные чувства и желания, подпитанные горьким огденнским виски, пальцы в этот момент резко сжимаются в железную хватку, ловят всего лишь воздух, но воображение сладко подкидывает невероятные картинки, где только мелькают хрупкие запястья, исполосованные синеватыми переплетениями сосудов, по носу тут же бьет запах, не забываемый, не выветриваемый запах жизни, запах свободы, настоящей неподдельной искренности, которой никогда не будут пахнуть ни одна/один из слизеринцев, которые давно потеряли вкус детства, непосредственности, настоящего.
И пропали из опьяненной головы проблемы истинные, выветрились стараниями дочери ветров мысли о не сложившейся дружбе, тяжести потери, о любви и прочей ереси, так часто занимающей юные головы девичьи. Зато появился азарт, вот сейчас она сорвет свою злость, сейчас все будет как надо, потому что птичка ее сама залетела в клетку, не сопротивляясь.
- Почему? Усмешка расползлась по губам моментально, как змея, уже приготовившаяся к прыжку. Удочку закидывать не пришлось. – Адельхейд, ты хоть иногда спускаешься с небес на землю? Или мозгов хватает только ходить как приведение по коридорам и задавать глупые, нет, идиотские вопросы? – и в завершение тихонько икнула, чтобы уже сомнений по поводу ее состояния не осталось даже у такого чудного создания, как райвенкловка. На самом деле Элоиз всегда видела в Астрид подобие Равены Райвенкло, просто никогда и никому в этом не признавалась. Было и есть что-то величавое в этой странной девочке, как приведение почти летающей по школе. Она просто была не такой как все, поэтому так сильно выделялась из толпы, но что-то сияющее изнутри и не каждому подвластное выделяет ее, делает особенной. Она олицетворяет в себе слишком много чистоты и непорочности, ума и мудрости. И знаете что? Только Элоиза Герман вправе нападать на это чудное сознание, только она может обижать ее, только Элоиз разрешено кусаться, драться, издеваться. И никому более. И пусть только кто-то попробует притронуться, пройтись хоть неправильным взглядом по ее Равене в лице девочки, пусть готовит бинты на свою шею, если спасут от ногтей и зубов.
- Что ты вообще тут забыла? Давно не общалась со своими лучшими друзьями? Как там серая Дама, все еще блуждает? Ты скоро к ней присоединишься, не печалься, милая. – она все так же гаденько усмехается, пальцы то сжимая, то разжимая на горловине бутылки. И в голову приходит дикая, совершенно не нормальная мысль, выбившая из колеи даже саму Элоиз. – Пей. – протянула бутылку, почти впихнула в какие-то не живые руки. Сложно ли будет ее заставить? Легко ли поддастся она воле слизеринки, решившей позабавиться со своей извечной жертвой, такой иногда родной и любимой по-своему? Элоиз всегда удивляла саму себя странным поведением и чувствами. Одних она ненавидит, но в лицо улыбается и хихикает над глупыми шутками, других, таких как Астрид она любит, по своему, извращенно, подавляя своей силой, волей, желанием. Любит и не отпустит даже если так будет правильно, не подумает о благополучии своей любви, эгоистично привязав к себе на короткий поводок и будет играться, как маленький живодер играется со своей жертвой.
12. связь с вами
в ЛС администрации
13. личный статус
пыльца ромашки